Геноцид советского народа: траектории правовой культуры и исторической политики

Характерными чертами современной исторической политики выступают криминализация и виктимизация, результатом чего становится конструирование коллективных травм как инструментов политической консолидации общества. Политическая инструментализация геноцида происходит в контексте мемориальных войн, разворачивающихся между странами Восточной Европы и Российской Федерацией по поводу переосмысления социалистического прошлого. Признание геноцидом таких исторических событий, как голод 1932-1933 гг., становится не только важным фактором гражданского нациестроительства, но и инструментом международной символической борьбы. Разработку понятия «геноцид» по отношению к преступлениям нацистского режима на уровне судебных решений и федерального законодательства стоит рассматривать как ответную реакцию на использования данного понятия странами Восточной Европы в качестве обоснования пересмотра поствоенного международного порядка, закрепленного решениями Нюрнбергского суда. Появление в 2024 г. законопроекта «Об увековечении памяти жертв геноцида советского народа в период Великой Отечественной войны 1941-1945 годов», внесенного в Государственную Думу, оставляет неразъясненным ряд вопросов. Прежде всего это проблема интерпретации понятия «народ» с точки зрения этнического или гражданского понимания нации, кроме того, вопрос соотнесения вновь разрабатываемых категорий мемориального законодательства с понятиями, уже закрепленными в действующих нормативных актах (жертвы Великой Отечественной войны).

Criminalisation and victimisation, which characterise contemporary politics of memory, result in the construction of collective traumas as instruments for the political consolidation of society. The political instrumentalisation of genocide occurs in the context of memory wars unfolding between the countries of Eastern Europe and the Russian Federation as part of a process of rethinking their common socialist past. The recognition of historical events such as the famine of 1932-1933 as “genocide” thus becomes not only an important factor in civil nation-building, but also a symbolic instrument of international geopolitical struggle. The historical development of the concept of “genocide” in relation to the crimes of the Nazi regime at the level of judicial decisions and federal legislation can be seen as a response to the use of this concept by Eastern European countries as a justi cation for revising the post-war international order as enshrined in the decisions of the Nuremberg trials. The submission to the Russian State Duma in 2024 of a bill “On perpetuating the memory of the victims of the genocide of the Soviet people during the Great Patriotic War of 1941-1945” leaves a number of questions unanswered. First of all, these consists in the problem of interpreting the concept of “a people” from the point of view of the ethnic or civic understanding of the nation. In addition, a question arises concerning the correlation of newly developed categories of memorial legislation with concepts already enshrined in existing regulatory acts (victims of the Great Patriotic War).